В добровольном изгнании [О женах и сестрах декабристов] - Элеонора Павлюченко

Родные и знакомые, столичные чиновники, направлявшиеся с ревизией в Сибирь, ехали нагруженные посылками и письмами. И Михаил Лунин имел все основания писать о том, что у сибирских изгнанников отняли «звание, имущество, здоровье, отечество, свободу, но не могли отнять у них любовь народную. Она обнаруживается благоговением, которым окружают их огорченные семейства; религиозным чувством, которое питают к женам, разделяющим заточение мужей своих; ревностью, с которой собирают письмена, где обнаруживается животворящий дух изгнанников».[189]

Ссылка революционеров не привела к их изоляции, на что надеялось правительство, она будила общественное мнение, вызывала сочувствие и поддержку.

Долгие годы, проведенные вместе с мужьями в заточении, были для женщин трудной, но хорошей школой, не только обогатившей их житейским опытом, но и развившей в них чувство активного протеста.

Глава IV

«ОНИ БЛАГОСЛОВИЛИ НАС В НОВЫЙ ПУТЬ…»

Они бросили все: знатность, богатство, связи и родных, всем пожертвовали для высочайшего нравственного долга, самого свободного долга, какой только может быть. Ни в чем не повинные, они в долгие двадцать пять лет перенесли все, что перенесли их осужденные мужья…

1832 год был годом окончания каторжного срока для двадцати заключенных Петровского завода, осужденных по пятому разряду. Из женатых уезжал Андрей Розен с семьей.

«Государственного преступника» сопровождал «статейный список», составленный Лепарским. В графе «Приметы» записано следующее: «Ростом 2 аршина 9½ в[ершка]. Лицом бел, волосы на голове, бровях светло-русые, нос продолговатый, глаза голубые, талии стройной». В графе «Холост или женат»: «Женат на Анне Васильевой, дочери статского советника Малиновского, имеет детей — сыновей Евгения, дворянина, и Кондратия, рожденного в Сибири. Первый находится в России, а второй при матери».[190]

Прощались со слезами — от предстоящей разлуки и трогательной заботы товарищей. «Дамы наши крепко боялись за ее (А. В. Розен. — Э. П.) здоровье, за состояние, в коем она была с маленьким ребенком, в ожидании иметь скоро другого…»[191] Всех больше беспокоилась А. Г. Муравьева: прислала складной дорожный стул, предложила тысячу вещей, уговаривала при плавании через Байкал взять корову, дабы младенец в любое время мог иметь парное молоко… К. П. Торсон сделал для маленького Розена морскую койку. Н. А. Бестужев — винты и пряжки, превратившие ее в надежную висячую люльку.

Сын Кондратий, названный в честь казненного Рылеева, родился в сентябре 1831 г. в Петровском заводе. Второй сын появился на свет по пути в Курган, в деревне Фирстово под Тобольском.

…Розен познакомился с Анной Васильевной в 1822 г. через сослуживца — И. В. Малиновского, ее брата. Она говорила и читала по-английски и по-французски всю лучшую иностранную литературу, а из русских писателей восхищалась Карамзиным и Жуковским. А. В. Малиновская-Розен выросла в высококультурной семье, среди книг, ученых разговоров и дискуссий. Ее отец был хорошо известен не только своей образованностью, но и передовыми взглядами, антикрепостническими настроениями.

В 1822 г. у Анны Васильевны уже не было ни отца, ни матери. Дети Василия Федоровича Малиновского остались на попечении родственников. Поженились Розены за восемь месяцев до восстания па Сенатской площади — в апреле 1825 г. «С невестою моей, — вспоминает Андрей Евгеньевич, — был я соединен не одним обручальным кольцом, но единодушием в наших желаниях и взглядах на жизнь».[192] Отметим значительное преувеличение в этой фразе: о главном, т. е. о принадлежности Розена к тайному обществу, его невеста не была осведомлена.

А. Е. и А. В. Розен в камере Петровского острога. Акварель Н. Бестужева. Петровский завод. Июль 1830 г.

Анна Васильевна не отличалась красотой. Об этом можно судить по ее портрету, сделанному Николаем Бестужевым накануне отъезда Розенов из Петровского завода. Она привлекала к себе другим: самоотверженностью и твердостью характера, безграничной женской преданностью. Судя по ее сибирским письмам, опубликованным еще в 1915 г., Анна Васильевна отличалась завидной терпимостью, уравновешенностью, свидетельствующими о душевной стойкости этой женщины. Ее письма спокойны и благородны, без жалоб и стонов. В Сибири ее беспокоит только разлука с сыном-первенцем, неосуществимая мечта взять его к себе: «Вот в чем состоит все наше желание. Относительно каких-либо жизнеудобностей на поселении не должно и беспокоиться, ибо жить несколькими градусами севернее или южнее не есть большая разница для людей, не поставляющих своего блаженства в одних только чувственных наслаждениях», — пишет она брату в июле 1831 г.[193]

А. В. Розен

Акварель Н. Бестужева. Петровский завод. Июль 1832 г.

«Мы, слава богу, постоянно здоровы и довольны…», «здоровье мое совершенно, о здоровии Розена и говорить нечего, он всегда здоров и спокоен», «…а скажу просто, что я совершенно счастлива, как только можно того желать…»[194]

Трудно представить, что эти письма написаны в каторжном Петровском заводе.

В Кургане Розены прожили пять лет, занимаясь хозяйством, безвозмездным лечением нуждавшихся. В 1837 г. их посетил здесь Василий Андреевич Жуковский, сопровождавший в поездке по Сибири 19-летнего наследника престола, будущего Александра II. Хлопоты поэта заставили Николая I произнести знаменательную фразу: «Путь в Россию ведет через Кавказ». И Андрея Розена вместе с Нарышкиным, Назимовым, Лорером и Лихаревым отправляют под пули — рядовыми на Кавказ, сражаться против горцев.

Вместе с Розеном через всю страну с четырьмя детьми едет преданная ему Анна Васильевна. В Тифлисе, после многолетней разлуки, встречаются Розены со старшим сыном, воспитанным в доме В. Д. Вальховского. Генерал и начальник Главного штаба Кавказского отдельного корпуса, некогда однокашник и приятель Пушкина (как и Ваня Малиновский) по Лицею, потом замешанный в декабристских делах и попавший в «Алфавит декабристов», не побоялся оказать самый радушный прием опальному родственнику, хотя знал, что генерал Н. Н. Раевский (младший), командир Нижегородского драгунского полка, был посажен на гауптвахту за то, что пригласил к обеду разжалованного в рядовые Захара Чернышева.

В 1839 г. А. Е. Розен получил разрешение по болезни выйти в отставку и жить безвыездно, под надзором полиции на родине, близ Нарвы. В 1856 г. Андрей Евгеньевич и Анна Васильевна поселились в имении жены на Украине. Все мысли Розена были направлены на улучшение быта крестьян. В устроенной им школе он много лет учил крестьянских детей. В связи с реформой 1861 г. Андрея Евгеньевича избрали мировым посредником Изюмского уезда Харьковской губернии, и исполнял он эту должность ревностно и безвозмездно (как и все, что делал) в течение шести лет. Декабрист, переживший сибирскую каторгу и ссылку, конечно же, стал знаменитостью в своих краях. О нем писали в газетах, его интервьюировали. В 1883 г. газета «Южный край», рассказывая о Розене, отметила: «Андрей Евгеньевич со своей женой представляет идеал супружеского счастья. Через два года ему предстоит праздновать «диамантовую свадьбу».[195]

Дожить до «диамантовой свадьбы» им не пришлось: Анна Васильевна умерла 24 декабря 1883 г. восьмидесяти шести лет. Лишь на четыре месяца ее пережил муж…

После отъезда А. В. Розен в Петровском заводе осталось девять женщин: Анненкова, Волконская, Давыдова, Ивашева, Муравьева, Нарышкина, Трубецкая, Фонвизина, Юшневская. Через несколько месяцев — восемь: 22 ноября 1832 г. умерла Александра Григорьевна Муравьева.

А. Г. Муравьева

Акварель Н. Бестужева. Петровский завод. 1832 г.

Ее смерть потрясла всех своей нелепостью и трагичностью. Екатерина Уварова откликнулась из Петербурга: «У меня было много горя, дорогой брат! И однако вот первое, которое заставило меня усомниться в доброте божьей. Эта смерть разбила сразу столько сердец…»[196]

Не только потому, что Александре Григорьевне исполнилось всего лишь двадцать восемь лет. И не только потому, что она стала первой жертвой Петровского завода. Муравьева была всеобщей любимицей. Ни одна из декабристок не удостоилась таких восторженных похвал в воспоминаниях современников, как она. Даже женщины, весьма строгие к представительницам своего пола, и такие разные, как Мария Волконская и Полина Анненкова, здесь единодушны: «Святая женщина, которая умерла на своем посту».[197]

Александрина Муравьева была олицетворением извечного женского идеала, редко достижимого в жизни: нежная и страстная возлюбленная, самоотверженная и преданная жена, заботливая, любящая мать. «Она была воплощенная любовь» (И. Д. Якушкин).[198] «В делах любви и дружбы она не знала невозможного» (И. И. Пущин).[199]